Действия региональных властей по противодействию эпидемии коронавирусной инфекции воспроизводят практики времен децентрализации – от закрытия границ и введения ограничений для неместных жителей до усиления негативной риторики местного патриотизма, предполагающей поиск источника рисков за пределами своей территории. Об этом говорится в публикуемом 8 апреля ежемесячном докладе фонда «Петербургская политика» о социально-политической устойчивости регионов. Чтобы оценить степень самоизоляции субъектов Федерации в измеряемых величинах, эксперты разделили все регионы на три группы по индексу «вирусного суверенитета».

В группу с высоким индексом вошли 14 регионов, где принимались жесткие ограничительные меры в отношении въезда из других субъектов (Челябинская область, Чечня), пассажирского транспорта (Карелия), регулирования торговли и других сфер (Забайкалье), контроля над приехавшими жителями других регионов (Томская область, Красноярский край), туризма (Краснодарский край) или нагнетались подозрения в адрес «москвичей» (Ивановская область). Например, в Забайкалье губернатор Александр Осипов ввел запрет на продажу алкоголя (правда, позже его отменил) и объявил двухнедельный карантин для прибывших из других регионов, в Карелии приостановили работу общественного транспорта и сократили часы продажи алкоголя, а в Челябинской области закрыли границы для въезда иногороднего транспорта.

Еще 33 региона продемонстрировали средний уровень «вирусного суверенитета»: в основном это сочетание режима самоизоляции с отдельными дополнительными мерами вроде ограничения транспортного сообщения или сокращения продажи алкоголя. А в 36 субъектах уровень таких мер оказался минимальным: там ограничились режимом самоизоляции граждан. Москву и Подмосковье эксперты решили в рейтинг не включать ввиду особого положения этих регионов.

Минимизация последствий пандемии стала для регионов в марте ключевой задачей, отмечается в докладе. При этом неодинаковая стартовая ситуация, отсутствие рецепта эффективной профилактики, риски форс-мажорных ситуаций и противоречивость идущих с федерального уровня сигналов поставили губернаторов перед выбором, связанным с поиском баланса в принятии антикризисных мер. Отношение федеральных властей к предпринимаемым регионами шагам тоже остается двойственным: они декларативно критикуются, но не пресекаются, поскольку в этом случае центру пришлось бы брать политическую ответственность за ситуацию с пандемией в регионах.

«Тактически разнообразие практик [борьбы с вирусом] не является для федеральной власти комфортным, однако устраивает ее с точки зрения балансирования жестких и мягких ограничительных мер в условиях неопределенности относительно масштабов пандемии. Оборотной стороной смягчения мер является гипотетический рост распространения вирусной инфекции. Издержками же ужесточения режима являются ухудшение экономической ситуации, риски негативной социальной динамики и нарастание бытовых проблем», – говорится в докладе.

Шкала «суверенности» проста – чем больше было решений, выпадающих из общей среднероссийской повестки, тем выше уровень, объясняет президент «Петербургской политики» Михаил Виноградов: «Закрытие границ, жесткая изоляция, вплоть до обсерваторов, всех приехавших из Москвы и других регионов, остановка транспортного сообщения внутри региона и между регионами, введение пропусков и QR-кодов – все это позволяет включить регионы в группу с высоким индексом. После заявлений премьера Михаила Мишустина о границах регионов реакция была разной: слова [главы Чечни Рамзана] Кадырова [о разрешении въезжать в республику только ее жителям] общеизвестны, но одновременно Приморье отказалось от QR-кодов. Но тренд не переломлен». Между средним и низким уровнем индекса разница не так существенна, продолжает эксперт: «В регионах с низким индексом подобных шагов нет, со средним – они есть, но не в радикальной форме, без закрытия границ и транспортного сообщения». Когда вводился режим нерабочего месяца, у федеральной власти было желание не брать ответственность за решения, которые могут быть восприняты обществом двойственно или даже негативно, отмечает Виноградов: «Где-то это дало свободу рук, но в целом породило пространство креатива и даже почти возвращение к практикам «берите суверенитета столько, сколько хотите». Но чем жестче были ограничения, чем больше издержек – не везде же столичный уровень доставки продуктов или агрегаторов такси».

Борьбе с коронавирусом в российских мегаполисах посвящен еще один экспертный доклад, подготовленный Агентством политических и экономических коммуникаций (АПЭК). По мнению его авторов, в связи с пандемией можно выделить две ключевые особенности ситуации. С одной стороны, регионы ограничены в ресурсах для снижения социальной напряженности, возникшей вследствие ограничительных мер. С другой – уже наметился обратный тренд на расширение перечня предприятий и организаций, которые продолжат работу, указывают эксперты.

В регионах называют разные предварительные даты окончания режима самоизоляции: так, в Омской и Самарской областях, по данным на начало апреля, максимальные ограничения на передвижение пока установлены до 12 апреля, в Челябинской – до 19 апреля, в Свердловской – до 20 апреля, в Нижегородской – до 30 апреля. При этом сложность для городов-миллионников состоит в том, что они более ограничены в ресурсах, чем Москва и Санкт-Петербург, поэтому даже локальные меры поддержки не всегда возможны. Например, осложнены единовременные выплаты социально уязвимым группам населения, отсрочка коммунальных платежей (в том числе платы за капитальный ремонт, вокруг которой и до пандемии было множество споров), обеспечение горожан продуктовыми наборами и поддержка жителей, лишившихся работы. В Нижегородской области кардинально ограничили свободу передвижения и ввели QR-коды, но насколько соблюдаются эти меры – вопрос открытый. В Свердловской области обсуждают вопрос о расширении перечня организаций, которые могут продолжить работу. При этом в Екатеринбурге сократили количество рейсов пассажирского транспорта и часть нагрузки перешла на маршрутные такси, которые оказались переполнены – а это не позволяет соблюдать условия для создания социальной дистанции.

При введении нерабочих дней федеральная власть исходила из того, что бизнес во взаимодействии с регионами найдет дифференцированные решения в соответствии с региональной спецификой, говорит гендиректор АПЭКа Дмитрий Орлов, при этом основная нагрузка должна была лечь на бизнес.

Изначальная задумка федеральных властей была в том, чтобы избежать ответственности за непопулярные решения, поскольку все понимали, что это будет связано с закрытием предприятий, невозможностью перемещения, безработицей, считает политолог Александр Кынев: «Ответственность за это перенесли на регионы. Что касается специфики отдельных регионов, то федеральная власть ее понимает и решения можно было принимать из единого центра. В прошлом ничто не мешало принимать те или иные решения в особом порядке на разных территориях, как было, например, с законом о местном самоуправлении, который в разных регионах вводился в разное время». Сейчас же на политическое решение наложилось резкое ухудшение координации в целом, полагает эксперт: «За последние несколько лет федеральный центр заменил реальные механизмы координации играми в тимбилдинг, видимо, считая, что тренированный организм будет чувствовать, куда идти. Но он этого не чувствует». Система 20 лет работала так, что за излишнее рвение с запретами никогда никого не наказывали, а за излишнюю мягкость – наказывали и это тоже сказывается, резюмирует Кынев: «В такой системе быть жестким безопасно, а человеком более деликатным – некомфортно. Это как с выборами, когда за фальсификации не наказывают, а за плохие результаты наказывают. Здесь работает та же логика: лучше перебдеть, чем недобдеть».

Ссылка